Корабли атакуют с полей - Страница 26

Прямых попаданий в корабли не было, и бомбы взрывались, ударяясь о воду. Потери мы несли от осколков, которые со страшной силой пронизывали воздух и тонкие борта судов. А обороняться от самолётов нам было нечем. Единственным нашим оружием в то время являлись винтовки образца 1891 года.

При воздушной тревоге свободные от вахт моряки выскакивали на палубу и стреляли, но попасть не могли. Стрелял и я, выпуская обойму за обоймой, но тоже без толку. Нам и в голову тогда не приходило, что по самолёту, летящему со скоростью сто километров в час, надо целиться далеко вперёд. Пока спустишь курок винтовки, пока летит пуля, время идёт, и самолёт успевает пролететь немало метров. Но до этого мы додумались позднее, а вначале ловили самолёт на мушку и стреляли. Конечно, без всякого результата!.. Но однажды высоко летящий самолёт после нашей отчаянной стрельбы вдруг резко пошёл книзу...

— Падает, падает!!! Урра-аа! Наконец-то попался стервятник! — дико вопили моряки, бросаясь к шлюпкам. Они поспешно разбирали вёсла и бешено гребли к берегу, на который спустился неприятельский самолёт. Шлюпки не успевали ещё дойти до мелкого места, а моряки уже прыгали в воду и насквозь мокрые выбегали на берег.

Двенадцатилетний салажонок Родион, которому вода доходила почти до горла, поднял над головой винтовку, а другой рукой загребал, как веслом. Не мог же он отстать от своих товарищей!

Самолёт опустился на моховое болото. Около него суетились два лётчика. Один поднял руку и что-то крикнул.

— Ах, кровопийцы! — злобно проговорил старший из моряков. — Стрелять не будем, возьмём живьём! Можете не бояться!

— Товарищ Силин, никак они собираются лететь! — возбуждённо завопил Родион. — Видишь, заделывают дырки от наших пуль! Разреши, я стрельну!

— Не торопись, успеешь! — остановил его моряк. — Беги вон к тем кустам, и ежели увидишь, что они заводят мотор, пали прямо по самолёту! Понятно!

Родька добежал до кустов и залёг. В это время один из лётчиков поднялся в самолёт, другой подошёл к винту.

«Ей-богу, улетят, проклятые! — со страхом подумал мальчик. — Надо стрелять!» Он прицелился и выстрелил.

Яростный вопль раздался из самолёта. Лётчик выскочил и замахал руками.

— С ума сошли! Машину мне разобьёте, черти! — донёсся до мальчика сердитый окрик. — Прекрати стрельбу!

«Ишь англичанин, а обзывается почище русского!» — удивился мальчик.

— Я тебе голову оторву! — на чистом русском языке кричал «англичанин», грозя кулаком. — Понимаешь ты русский язык или нет?! Да я тебя, как черепаху...

«Во как ругается, окаянный! — подумал Родион. — Даже черепаху знает!»

К самолёту, с винтовками наизготовку, подбегали моряки. Они окружили лётчиков, но те и не думали сопротивляться, даже рук не подняли кверху. Потом все вместе через болото отправились к берегу реки. Лётчики что-то оживлённо рассказывали.

Удивлённый Родион догнал идущих сзади моряков.

— Это кто, белогвардейцы? — тихо спросил он.

— Никакие не белогвардейцы, а такие же красные, как мы! — ответил один из моряков. — Горючего у них не хватило, понимаешь! Вот они и плюхнулись в болото. А наших не предупредили, думали, что и так пролетят! Во как получилось! Зря мы радовались!

* * *

Прошло немного времени, и мы установили на тумбочках пулемёты, из которых можно было стрелять вверх, а вскоре получили трофейные американские скорострельные пушки — макленовки. Воздух для нас стал менее опасным, но по-прежнему при налётах мы теряли людей, которые яростно обстреливали неприятельские самолёты из винтовок. Самолёты почти скрылись из виду, а стрельба не прекращалась. Слишком велика была ненависть наших моряков к чужеземным захватчикам.

Из белогвардейских газет мы узнали, что за каждый полёт англичане получали двести пудов муки. Это была цена за кровь, которая лилась на палубах наших кораблей!

Вот почему пулемётчику было трудно оторваться от своего пулемёта, и он держал самолёт на прицеле и стрелял, пока виден был враг.

Однажды, после неудачного наступления на Царицын, наши части были отброшены к селению Дубовка. Я шёл на катере для доклада командующему, который держал флаг на посыльном судне «Межень». Совсем уже немного оставалось до рейда, где на якоре стояла «Межень», как вдруг надрывно заревели пароходы, извещая о воздушной тревоге.

В небе появились четыре вражеских самолёта.

Пароходы поспешно расходились во все стороны. Заполненное пароходами Дубовское плёсо опустело. «Межень», сильно дымя, уходила вверх по реке. А самолёты, верные своей тактике, долетели до рейда, плавно развернулись над рекой и сбросили бомбы. Одна разорвалась совсем рядом с моим катером, и он запрыгал, как поплавок, на взбаламученной взрывом воде. В воздухе тоскливо засвистели и зашуршали осколки. Невольно я бросился на другой борт, за рубку, а там тоже поднялся огромный водяной столб и полетели осколки. Борт катера стал как решето, но люди остались целы.

А с пароходов и боевых судов шла стрельба из пулемётов и малокалиберных пушек.

На всех парах шла «Межень», и с верхней палубы её бешено строчил пулемёт. Английские самолёты давно пролетели и точками виднелись на горизонте, а судно командующего продолжало стрелять.

Совсем недавно был отдан приказ об экономии патронов, а здесь шла стрельба совершенно бессмысленная.

— Прекратить огонь! — крикнул я в рупор. Но пулемётчики, словно не слышали, продолжали стрелять, а «Межень» не сбавляла хода. Мотор катера работал на всю мощность и медленно догонял пароход. Когда мы с ним поравнялись и подошли к борту, я, взбешённый, выскочил на палубу «Межени» и... ужаснулся! Вся палуба была залита кровью, на ней валялись трупы моряков. Один, бледный как полотно, сидел на бухте каната. Он безучастно взглянул на меня и опустил голову.